Неточные совпадения
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку
счастья, выступавшую невольно
на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это
счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но ведь я оттого и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть
надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
Они неуловимы, но исполнены чистой любовью и
надеждами на светлое
счастие.
— Брат! — заговорила она через минуту нежно, кладя ему руку
на плечо, — если когда-нибудь вы горели, как
на угольях, умирали сто раз в одну минуту от страха, от нетерпения… когда
счастье просится в руки и ускользает… и ваша душа просится вслед за ним… Припомните такую минуту… когда у вас оставалась одна последняя
надежда… искра… Вот это — моя минута! Она пройдет — и все пройдет с ней…
И как легко верилось ему, — несмотря
на очевидность ее посторонних мук,
на таинственные прогулки
на дно обрыва, — потому что хотелось верить. Бессознательно он даже боялся разувериться окончательно в
надежде на взаимность. Верить в эту
надежду было его
счастьем — и он всячески подогревал ее в себе. Он иначе, в свою пользу, старался объяснить загадочность прогулок.
«Нимфа моя не хочет избрать меня сатиром, — заключил он со вздохом, — следовательно, нет
надежды и
на метаморфозу в мужа и жену,
на счастье,
на долгий путь! А с красотой ее я справлюсь: мне она все равно, что ничего…»
Вера не шла, боролась — и незаметно мало-помалу перешла сама в активную роль: воротить и его
на дорогу уже испытанного добра и правды, увлечь, сначала в правду любви, человеческого, а не животного
счастья, а там и дальше, в глубину ее веры, ее
надежд!..
От этого у Тушина, тихо, пока украдкой от него самого, теплился, сквозь горе, сквозь этот хаос чувств, тоски, оскорблений — слабый луч
надежды, не
на прежнее, конечно, полное, громадное
счастье взаимности, но
на счастье не совсем терять Веру из виду, удержать за собой навсегда ее дружбу и вдалеке когда-нибудь, со временем, усилить ее покойную, прочную симпатию к себе и… и…
— Один ты заперла мне: это взаимность, — продолжал он. — Страсть разрешается путем уступок,
счастья, и обращается там, смотря по обстоятельствам, во что хочешь: в дружбу, пожалуй, в глубокую, святую, неизменную любовь — я ей не верю, — но во что бы ни было, во всяком случае, в удовлетворение, в покой… Ты отнимаешь у меня всякую
надежду…
на это
счастье… да?
Через день пришел с Волги утром рыбак и принес записку от Веры с несколькими ласковыми словами. Выражения: «милый брат», «
надежды на лучшее будущее», «рождающаяся искра нежности, которой не хотят дать ходу» и т. д., обдали Райского искрами
счастья.
— Если б я была сильна, вы не уходили бы так отсюда, — а пошли бы со мной туда,
на гору, не украдкой, а смело опираясь
на мою руку. Пойдемте! хотите моего
счастья и моей жизни? — заговорила она живо, вдруг ослепившись опять
надеждой и подходя к нему. — Не может быть, чтоб вы не верили мне, не может быть тоже, чтоб вы и притворялись, — это было бы преступление! — с отчаянием договорила она. — Что делать, Боже мой! Он не верит, нейдет! Как вразумить вас?
— Не будьте, однако, слишком сострадательны: кто откажется от страданий, чтоб подойти к вам, говорить с вами? Кто не поползет
на коленях вслед за вами
на край света, не только для торжества, для
счастья и победы — просто для одной слабой
надежды на победу…
Ужели даром бился он в этой битве и устоял
на ногах, не добыв погибшего
счастья. Была одна только неодолимая гора: Вера любила другого, надеялась быть счастлива с этим другим — вот где настоящий обрыв! Теперь
надежда ее умерла, умирает, по словам ее («а она никогда не лжет и знает себя», — подумал он), — следовательно, ничего нет больше, никаких гор! А они не понимают, выдумывают препятствия!
Чтобы развлечь
Надежду Васильевну, доктор строил всевозможные планы, как устроить ее, но она остановилась
на своем собственном решении: навсегда остаться в Гарчиках, где похоронила свое молодое
счастье.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь
на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты
счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки
на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень
надежды, ради бога, не отставайте.
Между теми записками и этими строками прошла и совершилась целая жизнь, — две жизни, с ужасным богатством
счастья и бедствий. Тогда все дышало
надеждой, все рвалось вперед, теперь одни воспоминания, один взгляд назад, — взгляд вперед переходит пределы жизни, он обращен
на детей. Я иду спиной, как эти дантовские тени, со свернутой головой, которым il veder dinanziera tolto. [не дано было смотреть вперед (ит.).]
«С Новым годом! С новым
счастьем!..» — в самом деле, с новым
счастьем. Разве я не был
на возвратном пути? Всякий час приближал меня к Москве, — сердце было полно
надежд.
Сейчас написал я к полковнику письмо, в котором просил о пропуске тебе, ответа еще нет. У вас это труднее будет обделать, я полагаюсь
на маменьку. Тебе
счастье насчет меня, ты была последней из моих друзей, которого я видел перед взятием (мы расстались с твердой
надеждой увидеться скоро, в десятом часу, а в два я уже сидел в части), и ты первая опять меня увидишь. Зная тебя, я знаю, что это доставит тебе удовольствие, будь уверена, что и мне также. Ты для меня родная сестра.
В молодости все силы души направлены
на будущее, и будущее это принимает такие разнообразные, живые и обворожительные формы под влиянием
надежды, основанной не
на опытности прошедшего, а
на воображаемой возможности
счастия, что одни понятые и разделенные мечты о будущем
счастии составляют уже истинное
счастие этого возраста.
Сотни свежих окровавленных тел людей, за 2 часа тому назад полных разнообразных, высоких и мелких
надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали
на росистой цветущей долине, отделяющей бастион от траншеи, и
на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе; сотни людей с проклятиями и молитвами
на пересохших устах — ползали, ворочались и стонали, — одни между трупами
на цветущей долине, другие
на носилках,
на койках и
на окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние дни, загорелась зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего темного моря, зажглась алая заря
на востоке, разбежались багровые длинные тучки по светло-лазурному горизонту, и всё так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и
счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.
До тех пор пока есть маленькая, беспричинная
надежда хотя
на неполное такое
счастие, о котором я мечтаю, я еще не могу спокойно строить для себя воображаемое
счастие.
Третье чувство было
надежда на необыкновенное, тщеславное
счастье — такая сильная и твердая, что она переходила в сумасшествие.
— Твои слова, этот смех, вот уже час, насылают
на меня холод ужаса. Это «
счастье», о котором ты так неистово говоришь, стоит мне… всего. Разве я могу теперь потерять тебя? Клянусь, я любил тебя вчера меньше. Зачем же ты у меня всё отнимаешь сегодня? Знаешь ли ты, чего она стоила мне, эта новая
надежда? Я жизнью за нее заплатил.
…
на счастье прочно
Всяк
надежду кинь…
В их же доме проживала старая родственница с мужней стороны, девица Марфа Петровна; эта особа давно потеряла всякую
надежду на личное
счастье, поэтому занималась исключительно чужими делами и в этом достигла замечательного искусства, так что попасть
на ее острый язычок считалось в Белоглинском заводе большим несчастием вроде того, если бы кого продернули в газетах.
Несмотря
на усталость, он долго не мог заснуть: как тяжелый свинец, неизъяснимая грусть лежала
на его сердце; все светлые мечты, все радостные
надежды, свобода,
счастие отечества — все, что наполняло восторгом его душу, заменилось каким-то мрачным предчувствием.
Но не все гости веселились.
На сердце запорожца лежал тяжелый камень: он начинал терять
надежду спасти Юрия. Напрасно старался он казаться веселым: рассеянные ответы, беспокойные взгляды, нетерпение, задумчивость — все изобличало необыкновенное волнение души его. К
счастию, прежде чем хозяин мог это заметить, одна счастливая мысль оживила его
надежду; взоры его прояснились, он взглянул веселее и, обращаясь к приказчику, сказал...
Но вот мало-помалу наступило безразличное настроение, в какое впадают преступники после сурового приговора, он думал уже о том, что, слава богу, теперь все уже прошло, и нет этой ужасной неизвестности, уже не нужно по целым дням ожидать, томиться, думать все об одном; теперь все ясно; нужно оставить всякие
надежды на личное
счастье, жить без желаний, без
надежд, не мечтать, не ждать, а чтобы не было этой скуки, с которой уже так надоело нянчиться, можно заняться чужими делами, чужим
счастьем, а там незаметно наступит старость, жизнь придет к концу — и больше ничего не нужно.
Надежда Антоновна. Что, достаточно? Ей нужно состояние, а состояние вам приобресть нельзя: откупов нет, концессии
на железную дорогу вам не дадут. Состояние можно только получить по наследству, да еще при большом
счастье выиграть в карты.
В полной
надежде на неизменную звезду своего
счастия, Наполеон подписывал в Кремле новые постановления для парижских театров, прогуливался в своем сером сюртуке по городу и, глядя спокойно
на бедственное состояние своего войска, ожидал с каждым днем мирных предложений от нашего двора.
— О, нет! я жду многого, но не для себя… От деятельности, от блаженства деятельности я никогда не откажусь, но я отказался от наслаждения. Мои
надежды, мои мечты — и собственное мое
счастие не имеют ничего общего. Любовь (при этом слове он пожал плечом)… любовь — не для меня; я… ее не стою; женщина, которая любит, вправе требовать всего человека, а я уж весь отдаться не могу. Притом нравиться — это дело юношей: я слишком стар. Куда мне кружить чужие головы? Дай Бог свою сносить
на плечах!
Маша. Когда берешь
счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало-помалу грубеешь, становишься злющей… (Указывает себе
на грудь.) Вот тут у меня кипит… (Глядя
на брата Андрея, который провозит колясочку.) Вот Андрей наш, братец… Все
надежды пропали. Тысячи народа поднимали колокол, потрачено было много труда и денег, а он вдруг упал и разбился. Вдруг, ни с того ни с сего. Так и Андрей…
Кто из вас бывал
на берегах светлой <Суры>? — кто из вас смотрелся в ее волны, бедные воспоминаньями, богатые природным, собственным блеском! — читатель! не они ли были свидетелями твоего
счастия или кровавой гибели твоих прадедов!.. но нет!.. волна, окропленная слезами твоего восторга или их кровью, теперь далеко в море, странствует без цели и
надежды или в минуту гнева расшиблась об утес гранитный!
Счастлив еще: его мученья
Друзья готовы разделять
И вместе плакать и страдать…
Но кто сего уж утешенья
Лишен в сей жизни слез и бед,
Кто в цвете юных пылких лет
Лишен того, чем сердце льстило,
Чем
счастье издали манило…
И если годы унесли
Пору цветов искать как прежде
Минутной радости в
надежде;
Пусть не живет тот
на земли.
А между тем в этих случаях чье-то
счастие всегда основано
на чьем-то несчастии, чья-то
надежда всегда равносильна чьему-то отчаянью.
Часто в это лето я приходила наверх, в свою комнату, ложилась
на постель, и вместо прежней весенней тоски желаний и
надежд в будущем тревога
счастия в настоящем обхватывала меня.
И воспоминания, и
надежды, и
счастие, и печаль сливались во мне в одно торжественное и приятное чувство, к которому шли этот неподвижный свежий воздух, тишина, оголенность полей и бледное небо, с которого
на все падали блестящие, но бессильные лучи, пытавшиеся жечь мне щеку.
Знавал ли ты
Спокойствие души, знавал ли ты
Надежду, радость…
счастие…
Всем тем, что ты знавал и не знавал,
Чему ты верил, от чего страдал,
Всем тем, что страшно для души твоей,
Коль есть в тебе душа, бессовестный злодей,
Я заклинаю
на коленах… пощади...
Порой мелькали мгновения невыносимого, уничтожающего
счастья, когда жизненность судорожно усиливается во всем составе человеческом, яснеет прошедшее, звучит торжеством, весельем настоящий светлый миг и снится наяву неведомое грядущее; когда невыразимая
надежда падает живительной росой
на душу; когда хочешь вскрикнуть от восторга; когда чувствуешь, что немощна плоть пред таким гнетом впечатлений, что разрывается вся нить бытия, и когда вместе с тем поздравляешь всю жизнь свою с обновлением и воскресением.
Мне страшно подумать, что мои книги, мои товарищи и друзья, все так же стоят в своих шкапах и молчаливо хранят то, что я считал мудростью земли, ее
надеждой и
счастьем. Я знаю, гг. эксперты, что сумасшедший ли я, или нет, но с вашей точки зрения, я негодяй, — посмотрели бы вы
на этого негодяя, когда он входит в свою библиотеку?!
Жизнь была полна и любви и светлых
надежд на долгое
счастье с любимым человеком, но пала гроза, и сокрушилось
счастье от прихоти старого сластолюбца.
— Полно дурить-то. Ах ты, Никита, Никита!.. Время нашел! — с досадой сказал Веденеев. — Не шутя говорю тебе: ежели б она согласна была, да если бы ее отдали за меня, кажется, счастливее меня человека
на всем белом свете не было бы… Сделай дружбу, Никита Сокровенный, Богом прошу тебя… Самому сказать — язык не поворотится… Как бы знал ты, как я тебя дожидался!.. В полной
надежде был, что ты устроишь мое
счастье.
Да что это — безумие больного человечества? Кошмарный бред, от которого нужно очнуться и расхохотаться? Ведь даже борясь за будущее, мы в душе все как будто боимся чего-то. Сами неспособные
на радость, столь далекие от нее, опасливо уже задаем себе вопросы: не окажется ли
счастье и радость синонимом статики? Не тем ли так и прекрасно будущее, что оно… никогда не придет? (Ибсен). Как прав Моррис! «Старый, жалкий мир с его изношенными радостями и с
надеждами, похожими
на опасения!..»
Иван Дмитрич, глядя
на жену, улыбался широко и бессмысленно, как ребенок, которому показывают блестящую вещь. Жена тоже улыбалась: ей, как и ему, приятно было, что он назвал только серию и не спешит узнать номер счастливого билета. Томить и дразнить себя
надеждой на возможное
счастие — это так сладко, жутко!
Он был нежный сын, и каждое письмо его было полно ласковых слов, утешений, молодой и наивной
надежды на какое-то
счастье.
И теперь, сидя здесь,
на этой башне, он предпочел бы хороший фейерверк, или какую-нибудь процессию при лунном свете, или Варю, которая опять прочла бы «Железную дорогу», или другую женщину, которая, стоя
на валу, там, где стоит теперь
Надежда, рассказывала бы что-нибудь интересное, новое, не имеющее отношения ни к любви, ни к
счастью, а если и говорила бы о любви, то чтобы это было призывом к новым формам жизни, высоким и разумным, накануне которых мы уже живем, быть может, и которые предчувствуем иногда…
Умер отец, я постарела; всё что нравилось, ласкало, давало
надежду — шум дождя, раскаты грома, мысли о
счастье, разговоры о любви, — всё это стало одним воспоминанием, и я вижу впереди ровную, пустынную даль:
на равнине ни одной живой души, а там
на горизонте темно, страшно…
— От нее, от нее, она пишет мне — радостно воскликнул он. Его сердце наполнилось
счастьем и
надеждой, но, увы, это было только
на одно мгновение.
Несмотря
на то что княгиня Васса Семеновна только, как мы знаем, туманным намеком открыла дочери свои
надежды на князя Лугового, вся дворня каким-то образом основывала
на нем такие же
надежды и искренно желала
счастья найти в нем суженого молодой княгине.
Я нашел в этом убогом доме гроб моих
надежд,
счастья целой моей жизни и любви моей, думал я; но, придя сюда, уверился, что это чувство, несмотря ни
на какие свидетельства, умрет со мною.
Все окружающие диву давались, смотря
на нее, и даже в сердце Егора Егоровича запала
надежда на возможность объяснения с присмиревшей домоправительницей,
на освобождение его, с ее согласия, от тягостной для него связи и
на брак с Глашей, которая через несколько месяцев должна была сделаться матерью и пока тщательно скрывала свое положение, что, к
счастью для нее, было еще возможно.